Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Павленко Петр Андреевич (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Владимир протягивает руку:
— Рад представиться. Недоля Владимир Степанович.
— Позвольте, — снова удивляется Трофименко, — только что здесь был Недоля — парторг шахты.
— Мой старший брат.
— Ага, это, значит, он вас прислал ко мне на выручку?
Смущенно улыбаясь, Владимир признается:
— Нет… Я тут у вас частый гость, стою в сторонке и наблюдаю. Интересно. А сейчас шел домой и решил заглянуть…
— Спасибо! — горячо пожимая ему руку, говорит Трофименко. — Спасибо вам от души, прямо вам скажу, — спасли вы меня сегодня… Теперь спокойно подымусь на-гора́!
— Спать? — улыбается Владимир.
Конструктор добродушно отмахивается:
— Меня теперь никакой сон не возьмет, пока не решу дело с этими салазками… Пошли, товарищ!
Повеселевший Трофименко и Владимир направляются к выходу из лавы.
Ночь. Колеблемый ветром, качается уличный фонарь…
У калитки прощаются Вася и Лида, прощаются давно, а все никак не могут расстаться. Крепко обнимая свою любимую, Вася целует ее еще и еще раз.
Внезапно из темноты раздается кашель и затем робкий женский голос:
— Простите, пожалуйста…
— Ой! — испуганно вскрикивает Лида и закрывает рукавом пылающее от смущения лицо.
Застигнутый врасплох Вася мгновенно поворачивается и бегом исчезает в ночной темноте.
— Ради бога, милая, простите, что я вас потревожила, — снова слышится голос, и из темноты появляется едва освещенная фигура молодой женщины с портфелем в руке.
Лида робко смотрит на нее сквозь разжатые пальцы.
— Я только что приехала на шахту, — виновато улыбаясь, говорит женщина, — понимаете, никого не могу найти… А уже полночь. Вот и пришлось нарушить ваше свидание.
Лида тихо спрашивает:
— Кто вы?
— Кто я? — переспрашивает женщина и тихо смеется. — Я ищу Трофименко, конструктора. Вы не знаете его?
— Трофименко? — оживляется Лида. — Конечно, знаю… Это который с комбайном? Да?
— Да, который с комбайном! Что он, жив еще? Не умер? Или женился? — смеется она.
Лиде нравится эта женщина, и, улыбнувшись, она отвечает:
— Нет, что вы, что вы!.. Зачем же? Жив. Не ладится у них пока с комбайном… Вот он по целым дням из шахты и не выходит…
— Узнаю товарища Трофименко… — с ласковой усмешкой говорит женщина. — Значит, мне на улице ночевать придется!
— А вы у нас переночуйте… А? Ей-богу! А утром мы его найдем…
— Нет, нет, утром надо обратно в город. Я ведь на работе… А где он живет, не знаете?
— А на четвертой линии, — быстро объясняет Лида, — как за балку перейдете, там мостик такой, так вы не прямо, а по правую сторону, а потом снова улица, которая к шахте, и на этой улице дом стоит трехэтажный. Так просто…
— Да-а, — усмехается женщина, — проще некуда.
— А хотите, я вас провожу, а? Пойдемте! — решительно произносит Лида и берет свою спутницу под руку. — Меня зовут Лида.
На идущих вдоль деревянного тротуара женщин падают тени от качающегося фонаря.
— А хорошо целовал тебя, Лида, твой милый! Даже завидно стало! — усмехается жена Трофименко.
— Ой, стыдно-то как! — опускает голову Лида.
— Жених?
— Ну да… жених… только мы еще не объявились…
— Жаль, в лицо его не разглядела, сбежал… Красивый он парень?
— Хороший он… — смущенно отвечает Лида.
— Хороший? — это даже лучше, чем красивый. А далеко еще нам итти?
— Сейчас придем, не беспокойтесь! — успокаивающе говорит Лида. — До самого дома провожу.
Обняв девушку за плечи, приезжая женщина тепло обращается к ней:
— Когда будешь в городе, Лида, зайди в конструкторское бюро «Углегипромаша», — запомнишь? Спроси там конструктора Трофименко.
— Нашего Трофименко?.. А зачем?..
— Нет, не его. Меня, Веру Николаевну. Я тоже конструктор и тоже Трофименко.
— Вы что же… сестра Дмитрия Ивановича?
— Да-а… — загадочно улыбается Вера Николаевна. — Сестра… Ему — сестра. А тебе теперь подруга. Хочешь?
— Ой! — радостно восклицает Лида.
Они подходят к большому трехэтажному дому. Дом спит.
— Здесь вот, — говорит Лида, — на втором этаже… — Она нерешительно топчется на месте. Ей очень любопытно узнать, кто же такая ее новая подруга. — Идемте… я и комнату вам покажу.
И вот они стучатся в дверь комнаты Трофименко.
Он открывает дверь, щурится и вдруг радостно восклицает:
— Вера! — и бросается к женщине. — Вера! — говорит он, сжимая ее в своих объятиях. — Женушка ты моя!
— А-а!.. — насмешливо говорит Вера Николаевна, не освобождаясь из его объятий. — Вы еще помните, что я ваша жена, товарищ? Вы еще не отказались от этого?
— О, Вера!..
— А я приехала за разводом. Да, да… Закон на моей стороне: муж не пишет, не помнит, не любит.
— Вера! — отшатывается в ужасе Трофименко.
— А-а! Напугала! Лида, будь свидетельницей: он испугался! Милый ты мой! — говорит она нежно мужу и проводит рукой по волосам его, потом по его глазам.— Замучился? Устал? Что же не ладится у тебя, мой дружочек? Ты мне все, все расскажешь…
Лида тихонько, на цыпочках, выходит из комнаты. На ее лице умиление и слезы.
— Вот как настоящие-то люди любят… — шепчет она уже в коридоре.
А в комнате Трофименко с женой уже сидят за столом.
— Да, Верочка, — говорит он, — врать не буду: трудно. Очень трудно. Одно дело — пустить машину на кальке, другое — пустить ее в шахте. Знаешь, у меня такое чувство — она уже не мое, не наше создание. Мы ее породили, а она сама по себе живет теперь своей, самостоятельной жизнью. Не подчиняется… То вдруг закапризничает, то захворает, а то сделается такой беспомощной, что хоть плачь!..
— Я понимаю это, понимаю… — шепчет Вера Николаевна. — Так все дети себя ведут… А ты ведешь себя, как все мамы, — насмешливо качает она головой, — расстраиваешься, бросаешься в панику, не спишь ночей, не веришь докторам…
Трофименко смеется:
— Да, да, Верочка…
— Успокойся, милый! — тихо говорит она. — Успокойся! — и медленно треплет его волосы. — Чем больше мук у тебя сейчас, тем меньше будет их у людей потом… Ведь в этом-то счастье конструктора. — Она привлекает его к себе и тихо продолжает: — Ты победишь, милый! Ты все трудности победишь. Ты умный, сильный, талантливый… — она словно заговаривает его, — ты победишь…
Утро.
Вера Николаевна у умывальника. Вытерла руки, отдает полотенце мужу.
— Какой конструктор придумал воду, простую воду? — смеется она. — Ничего нет лучше воды. Вот я опять молодая.
— А у меня такое чувство сейчас, — говорит он, — будто я месяц пробыл в санатории, на отдыхе. Да, да… У спокойного моря… на золотом песке… Спасибо тебе, дорогая! Мудрая ты моя, ясная… Ты всегда так действуешь на меня: теперь у меня — сил, сил!..
— И комбайн пойдет? — смеется она.
— Ого! Еще как пойдет-то!
— Ну, вот… и славно! — говорит она и смотрит на часы. — А мне пора.
— Ты уезжаешь? — испугался он.
— Да… Надо. Ты разве забыл, что я тоже… работаю?
— Ах, какой я свинья! — со стыдом восклицает он. — Я и не спросил, как твоя работа!..
— Ты не свинья, ты просто эгоист, — мягко усмехается она. — Милый, но эгоист. Как все мужья.
— Ты все еще работаешь вместе с Ковтуном над транспортером?
— Нет. Мне дали… возможность… попробовать одну… самостоятельную работу…
— Да? — обрадовался он. — Поздравляю! Какую же?
Она не отвечает. Подходит к окну. Раздвигает занавески.
На горизонте, совсем близко, — терриконы. Заря над ними. Молодая заря. Под ее лучами помолодели и потеплели хмурые громады, стали легкими и летучими, заулыбались. Розовый дымок вьется над ними.
— Смотри, терриконы… — прошептала она.
— Да-а… Красиво!
— Красиво? — усмехнулась она. — Знаешь, Митя, а я родилась под терриконом. Наша хатка как раз под ним стояла. И в жаркий, сухой день мы не могли окошка открыть. Пыль. Страшная пыль с террикона. И запахи серы… Они до сих пор преследуют меня… И я думала… тогда, в детстве: почему терриконы, а не сады над моею хаткой? Почему не сады?..
